Стена намоленная
«Ну что он так головой бьется. Разобьет еще ненароком. Видно ведь сразу, что это не искренне. На публику он, что ли, работает», - злобно думал Кацман, прижавшись лбом к находящейся в это время дня в тени, но всё равно очень теплой, почти даже горячей храмовой стене древнего Иерусалима. Стояла середина июля. На улице было по-настоящему невыносимо жарко. Особенно безжалостно палящий зной чувствовался в старом городе. Его узкие, мощеные тёмным камнем улочки уже к полудню разогревались как деревенские печи в преддверии праздника и буквально источали огненный жар на проходящих по ним паломников и зевак. Когда Кацман наконец добрался до почитаемой во всем мире Священной Стены Плача, его рубашка, а заодно и светлые холщовые брюки были совершенно мокрыми от пота. Ожидаемого им здесь задушевного разговора по этой причине не получалось, и он в полном изнеможении просто прислонился к стене, чтобы немного отдохнуть. Прийти в себя и заодно настроить на необходимую в таких случаях волну свои мысли. Поневоле он начал приглядываться к стоящим рядом людям. За этим занятием мы как раз его сейчас и застали. Вполне естественно, что эти наблюдения сопровождались само собой определенного рода внутренними замечаниями и комментариями. При этом Кацман злился на раскаленное солнце и самого себя. Понятно за что на солнце, а на себя за то, что неправильно рассчитал время и добрался из гостиницы на окраине Иерусалима до Старого Города в самое пекло. А особенно он злился на своих соотечественнико «Клоуны, позеры, лицедеи», - сцеживал сквозь зубы, глядя на них, свой яд Изя. «Ни у одного из них нет искренности. Только мешают нормальному человеку сосредоточиться. Какой вообще возможен здесь задушевный разговор, если кругом одни эти вороны». Только мощное, накрепко вбитое в детстве суровой еврейской мамой воспитание не позволило Кацману сплюнуть с досады себе под ноги. Не в силах больше сдерживать своё раздражение, и чтобы успокоиться хоть немного, он повернул свою голову направо, в сторону женской половины стены. Поскольку он находился у самого края, разделяющего молящихся по гендерному признаку заборчика, то это сразу изменило видимую им картину. Женщины действительно вели себя более сдержанно. В основном, они просто неподвижно стояли возле стены. В большинстве своем, прижавшись к ней головой и молча, без всякого видимого внешнего движения о чем-то разговаривали с Богом. - Вот, - решил про себя Кацман, успокаиваясь. - Хорошо, и от женщин бывает польза... Но, несмотря на открывшуюся перед ним и умиротворившую ненадолго его мысли и неспокойный дух картину, сосредоточиться на истинной цели своего визита не получалось... Мало - помалу Изя опять начал злиться. Снова - на жару, на себя. В дополнение к этому - на отсутствие в Израиле должного сервиса, и, в конце концов, на так бездарно проходящий день... Теперь и стоящие в основном в темных одеждах неподвижно женщины начали казаться ему чем - то неестественным и даже зловещим. Волей - неволей он опять повернул голову в прежнюю сторону, опустив машинально при этом её вниз, чтобы не увидеть разношерстную и раскачивающуюся из стороны в сторону в разнотактных поклонах мужскую половину. При этом его взгляд неожиданно упал на стоящего буквально возле его ног маленького мальчика. Совсем еще юного, не старше пяти — шести лет. Похоже, мальчонка стоял здесь без всякого движения уже давно. Молча, естественно и расслабленно, оперевшись для удобства своей кудрявой головой на руку. Вся его поза излучала спокойствие, вовлеченность и величие. В его тонком силуэте рисовался образ ветхозаветного Давида, только что повергшего грубого Голиафа и погрузившегося после победы в глубокие размышления о Едином Боге. По крайней мере, именно таким запомнил изображенного на одной старинной гравюре Давида Изя. Голова мальчика при этом была слегка закинута назад, темно синяя велюровая кипа давно съехала набок. Всё лицо закрывали длинные, рассыпавшиеся в беспорядке каштановые волосы. Казалось, мальчик так погружен в свои мысли, что даже не дышит. Непроизвольно Кацман залюбовался увиденной им естественной и, оттого, такой чарующей красотой. Неожиданно все тревожившие его до этого формы и звуки исчезли. Он почувствовал лёгкий, освежающий его лицо и мысли ветерок, а сразу за ним и отчетливый голос, явственно обращавшийся в этот момент только к нему одному: «Посмотри на этого мальчика. Ты утверждал, что не видишь здесь ни одного искреннего человека. А ты сам-то знаешь, что такое искренность? Был ли ты в своей жизни хоть на секунду искренен так же, как этот ребенок? Так же доверителен с Нами и сосредоточен? Он ведет с Нами свой прямой и задушевный разговор сейчас. Без лжи, ханжества и лицемерия обращаясь прямо к Царю Соломону. Открывая при этом все свои маленькие тайны, ничего не скрывая. Искренне и от всего сердца прося Его о помощи своей больной матери. Ища Его защиты, милости и покровительства. Каждое его слово, каждое его желание, каждое его чувство мгновенно попадает к Нам и слышимо Нами. На каждую свою просьбу он получает от нас ответ. Почему, спросишь ты? Потому, что сейчас его сердце связано сейчас с Нами. Через его Веру, Искренность и Внимание. Посмотри снова вокруг. Каждый человек имеет Сердце. И любое сердце бьется и дает человеку жизнь. Благодаря тому, что к каждому человеческому сердцу тянется связующая ниточка от Бога. Именно через неё люди всегда связаны с Ним, каждый из живущих. Через эту ниточку к ним идет жизнь. Через неё же любая их мысль, желание, потребность, боль или радость мгновенно известны Богу. Каждую секунду. Всегда. И не существует никого, кто не имел бы этой связи. Не имеющий в своём сердце ниточки, идущей от Бога, не может существовать. ЖИЗНЬ происходит от Бога. Как ты можешь судить людей, если все они связаны с Богом? Получается, ты судишь Бога. Ты судишь Нас. Обвиняя их в неискренности, ты забываешь о связи, которую они имеют с Нами. Ты забываешь о том, что это именно мы даем всем вам Жизнь. И только Мы знаем истинное намерение и содержание мысли каждого человека. Но среди людей есть такие, кто не просто только живет, благодаря тому, что МЫ даровали им существование, а еще помнят о Нас, направляя к Нам свои мысли и внимание. С Нами связывают свои надежды. И от этих людей к Нам ведёт еще одна связь. Благодаря своей воле и вниманию, этот маленький мальчик соединился с Нами еще одной ниточкой. Теперь уже берущей своё начало в его собственном сердце и направленной к Нам. Это и есть - настоящая Вера. Это и есть связь, на которую мы откликаемся. Посмотри еще раз на него. Сегодня он и есть твой учитель, посланный Нами. Научись его искренности. И тогда мир изменится для тебя. Тогда Мы изменим его для тебя».
Где-то после четырех часов дня Изя очнулся от того, что кто-то вежливо, но настойчиво тряс его за плечо. Он рассеянно обернулся, пытаясь понять, в чем дело. Прямо напротив него в армейской форме стоял охранник. Увидев у Изи осмысленный взгляд, он обратился к нему на иврите: «Извините, я просто хотел узнать, всё ли у Вас нормально? Вы стоите уже более трех часов без всякого движения... На такой жаре это может быть очень опасно...» «Да-да, скорее машинально,- ответил Изя - всё нормально, повторил он еще раз, наклоняясь за неизвестно, как и когда упавшей с головы кипой...» «Да, да, всё нормально. Спасибо... Я просто задумался немного... Вернее, понял много нового», — добавил он, улыбнувшись и смотря на военного уже более уверенно... Охранник тоже улыбнулся в ответ, напомнил еще раз, что надо быть осторожней на таком солнце и отошел в сторону... Оставшись один, Изя снова прижался к Стене... «Спасибо», - прошептал он, нежно гладя рукой большие выпуклые камни. «Спасибо... Я как будто то заново родился. Как будто заново увидел мир. Как будто заново чувствую и живу... Помогите мне только в одном - не забыть быстро всё, что я сегодня узнал», - произнеся это, Кацман развернулся и вздрогнул. На месте, которое только что занимал охранник, буквально в метре от него стоял тот самый, знакомый ему старичок. Его умные и пронзительные глаза смотрели прямо на Изю. «Простите», - непроизвольно вырвалось у Изи. «Ничего, ничего. Я тоже был когда-то молодым, главное вовремя разобраться в своих заблуждениях», - услышал он в ответ в сопровождении с доброй широкой улыбкой на смуглом морщинистом лице. «Мальчик!», - вспомнил внезапно Изя и резко обернулся. За его спиной никого не было. Пожилой человек, видимо догадываясь о чем-то, улыбнулся еще раз, пожал крепкой сухой ладонью Кацману руку и пожелал «мазал-тов». После чего Изя медленно, как бы отходя от тяжелого сна или забытья, стал подниматься наверх по направлению к узкому каменному выходу с площади. На старинную, усеянную всевозможными магазинчиками улочку, ведущую к Яффским воротам... Проходя мимо сильно раздражающих его раньше громкими зазываниями в свои узенькие лавчонки бойких Иерусалимских торговцев, Изя вдруг осознал, что было непривычно и неожиданно для самого себя — вместо привычной злобы он улыбается им в ответ. И, покопавшись в причинах этого необычного для него поведения, он понял, что всё дело в нитях. Вернее, в том, что они стали видимыми для него: тонкие, прозрачные и светящиеся. Идущие от Единого, Живого и, оживляющего своим существованием все существующее, Бога прямо ко всем людским сердцам. «Все живы благодаря Ему, все мыслят благодаря Ему, все связаны с Ним», - думал про себя, медленно бредя по улочке Кацман. «И, ПОЛУЧАЕТСЯ, ВСЕ СВЯЗАНЫ ДРУГ С ДРУГОМ. И когда я злюсь на кого–то, то в итоге злюсь на самого себя, а когда я обманываю кого-то, то обманываю самого себя, а когда я плохо поступаю с кем-то, то плохо поступаю по отношению к себе??» - Изя даже остановился от неожиданности. Мысленно поблагодарил и улыбнулся кому-то невидимому... А уже пройдя широкие, многолюдные Яффские ворота весело и заразительно для окружающих рассмеялся. Он смеялся оттого, что наконец-то понял, сколько накупил по пути через старый город всевозможных сувениров, пряностей и еще непонятно чего. И еще оттого, что понял, какими красивыми кажутся ему люди... Раньше он этого не замечал...
Вечером в гостинице Кацман по привычке поругался с портье из-за низкого уровня сервиса... Но, к удивлению, уже знавшего его тяжелый нрав портье, внезапно, буквально на полуслове Изя остановился. Изменил выражение лица, а также тон своего голоса и извинился за допущенную грубость...
Со временем друзья, сослуживцы и просто знакомые Изи Кацмана заметили, что он сильно изменился. Не сговариваясь друг с другом, они единодушно решили: «Произошло ЧУДО». Изя стал ЧЕЛОВЕЧНЕЕ. В общем, к нему потянулись люди...
P.S. А в декабре следующего года случилось и совсем уже невероятное. Изя женился. Свадьбу сыграли в Московском ресторане Прага. Папа невесты совершенно случайно оказался банкиром. Именно он, услышав в дальнейшем на одном из семейных ужинов рассказ Изи, крайне растрогался и дал указание н е м е д л е н н о подыскать известного Русского писателя. Дабы, по его собственному меткому выражению, «навеки зацементировать на бумаге для потомков эту умную и во всех отношениях поучительную историю». Русского писателя нашли на следующий день среди друзей Изи. Он эту историю и зацементировал. |