Земля обетованная

В течение последнего часа я дважды обежал старый Иерусалим вдоль городской стены – никто из таксистов не соглашался везти меня в Хеврон: говорили про какую-то спецоперацию. Мое отчаяние неуклонно стремилось к возможному пределу. Обессиленный, я сел прямо на обочину, недалеко от восточного входа в город, опустил голову на колени и замер.

– Сэр, сэр! – похоже, он тряс за плечо меня уже несколько минут. – How can I help you?

Он – это очень смуглый, до почти чёрного цвета кожи человек (в первую секунду мне даже показалось, что передо мною стоит попрошайка, и я машинально прижал рукой карман с кошельком). Первая, прямо противоположная и возражающая против того, что передо мной проходимец мысль, была уже основана на открытом, уверенном взгляде его необыкновенно светлых и ясных глаз. Вторая – на оксфордском английском, на котором он доброжелательно предлагал мне свою помощь. Третья, переросшая в уверенность, – на звезде Давида, незаметно висевшей на тоненькой нитке между расстегнутыми верхними пуговицами его чистой, белоснежной рубашки.

– Меня зовут Леор, я работаю здесь таксистом, – вежливо представился мужчина и снова повторил свой первоначальный вопрос: – Как я могу вам помочь?

– Мне надо в Хеврон, – произнес я в который раз за сегодня. При этом отчетливо чеканя каждое слово. И тут же, во избежание всякого возможного недопонимания, глядя при этом прямо в его притягательные глаза, медленно повторил еще раз, но уже по слогам: – Мне на-до в Хев-рон.

– В ближайшие два дня туристам туда нельзя – террористическая угроза: там идет спецоперация, – сказал, ставший сразу серьёзным, Леор. При этом в его глазах появился стальной блеск, а в голосе – жесткие нотки. – Вы можете узнать это из местных новостей по телевизору, – добавил он уже более спокойно.

– Мне надо в Хеврон, – медленно повторил я снова. Продолжая, как под гипнозом, глядеть в упор в его, ставшие теперь серыми, глаза. Несмотря на перемену в его настроении, ко мне, почему-то начинала возвращаться, уже совсем было потерянная надежда.

– Пойдемте отсюда, моя машина стоит на стоянке – это недалеко. Поговорим по дороге, – видно, «кожей» почувствовав моё состояние, внезапно предложил Леор. Говоря это, он подал мне руку, и мы зашагали вдоль невысокого каменного карниза вниз по направлению к шоссе, идущему на Тель-Авив.

– Зачем вам в Хеврон? – начал свои расспросы мой новый знакомый.

Врать не было смысла. Я подумал, что лучше говорить максимально прямо, и, глядя на старую мощенную камнем дорожку, ответил:

– На могилу Авраама.

– Вы еврей? – тут же поинтересовался таксист.

– Русский.

– Где вы так хорошо научились говорить по-английски? – услышал я третий, неожиданный для меня вопрос (не иначе, он работает на «Моссад»: чёрный как уголек, вежливый, ни пятнышка на рубашке, прекрасный английский и при всем при этом – такие голубые и редко встречающиеся вообще в Израиле глаза).

– В институте, – несколько сдержанно ответил я после небольшой паузы.

– Военных переводчиков? – мгновенно отреагировал Леор.

– Да, – буквально выдавил я, понимая при этом, что моя, ставшая было опять возможной, поездка снова накрывается медным тазом.

– На могилу к Аврааму, говорите? Вы про него в институте узнали? – мне показалось, что при этом вопросе в его глазах блеснул насмешливый, но в то же время добрый и снова вселивший в меня надежду огонек.

– Он - праотец все трех монотеистических религий. Я хочу поклониться ему, и кое-что спросить, – снова продолжил я линию максимально прямых и честных ответов.

Услышав это, Леор остановился. С секунду постоял молча, при этом как бы рассматривая то ли свои, то ли мои ботинки, потом снова поднял на меня свои до невозможности голубые глаза и сказал:

– Хорошо, я отвезу тебя в Хеврон. Завтра с утра.

Мы коротко условились о времени и месте завтрашней встречи, оплате и некоторых прочих мелких деталях предстоящего путешествия, после этого крепко пожали друг другу руки и расстались.

Ночью мне не спалось. Провалявшись и промучившись, пытаясь заснуть, я встал намного раньше планируемого с вечера по будильнику, умылся, попробовал несколько раз читать про себя молитву и, не в силах больше справляться с охватившим меня волнением, спустился в гостиничный холл.

Красивая девушка на ресепшн немного удивленно и пристально посмотрела на меня, удалилась на несколько минут в соседнее за стойкой помещение и через пару минут молча, с приятной улыбкой поставила на мой столик чашку ароматного кофе. Похоже, видок у меня был еще тот…

Ровно в 7.40 утра, как и было договорено накануне, прямо напротив стеклянного входа в отель остановился новенький голубой «Мерседес» Е-класса. Тут же вскочив, я буквально выбежал от нетерпения на улицу. Леор сидел в машине, он наклонился в мою сторону, помогая открыть дверь и жестом пригласил меня сесть спереди рядом с собой. Уже трогаясь, мы обменялись вежливым «шалом», и украшенный шашечками «Мерседес» плавно покатился в сторону выезда из города.

Первую половину дороги мы проехали, не проронив ни слова: не знаю, как Леору, но мне точно не особо хотелось о чем-то говорить.

– Скоро будет блокпост. Меня хорошо знают, и не будут обыскивать машину, но тебе придется проехать его в багажнике, – было первое, что произнес Леор за сегодняшнее утро, не считая короткого приветствия. Говоря это, он сбавил скорость и съехал с шоссе направо на узкую грунтовую дорогу. Мы проехали по ней с полкилометра и остановились в небольшой зеленой оливковой рощице. – Вылезай! – скомандовал он коротко.

Я молча вышел из машины и подошел к открытому им багажнику. Улыбнулся, когда увидел внутри войлочное домашнее одеяло и небольшую цветастую подушку ручной работы. Посмотрел на еще не очень яркое солнце, начинающее, несмотря на довольно ранний час, уже ощутимо припекать, посмотрел на бесстрастное лицо Леора, который молча стоял рядом, внимательно изучая взглядом усыпанное зелеными оливками дерево, и залез в багажник.

Как и когда мы проехали блокпост, я не заметил, хотя от нечего делать старательно вслушивался во все, что происходило по дороге. Но, кроме монотонного шелеста покрышек, шума проносящихся встречных машин и резких, характерных для большегрузных машин сигналов, я ничего не слышал. Единственное, что я точно и ощутимо понял после небольшого плавного торможения и короткой остановки, то, что мы съехали с шоссе. Дорога теперь была ухабистой и неровной – машину заметно потряхивало, хотя и чувствовалось, что Леор старается ехать предельно аккуратно. В тесном багажнике становилось всё более душно, несмотря на плотно закрытую крышку, заметно прибавилось пыли. К счастью, вскоре машина остановилась. Вместе с хлынувшим в моё вынужденное заточение светом, я снова увидел смуглое и участливое лицо Леора:

– Ну, как путешествие? – спросил он, улыбаясь, и, видно, спохватившись при виде моей крайне неудобной позы, тут же помог мне вылезти наружу.

Естественно, что первым делом я огляделся: вокруг были одни старые развалины. Многие из стоящих вдоль улицы домов частично были без окон, а кое-где – даже без стен: полное ощущение сюрреализма. 21-й век вроде… Заметив мое крайнее удивление, Леор указал мне на переднее сиденье машины, добавив, видимо, для весомости вслух:

– Поехали!

Я продолжал стоять, не в силах сдвинуться с места. Вокруг было полно народу, при этом никто особо не обращал на нас внимания. В 10 метрах от машины в импровизированном кафе мужчины в арафатках важно пили чай и громко разговаривали. Тут же рядом, прямо на дороге, в пыли играли маленькие дети...

– Поехали! – повторил еще раз Леор более настойчиво и, видя, что я не двигаюсь, подошел вплотную ко мне. Он развернул меня к себе лицом, сильно сжал мою руку выше локтя и произнес: – Если у тебя есть нехорошие мысли, и ты замышляешь что-то против моей страны и моего народа, я даже разведке, которая здесь на каждом углу, тебя передавать не буду, а просто пристрелю тебя сам. А теперь поехали.

– Нет, – ответил я опять, улыбаясь, – не надо меня убивать – я еду поклониться Аврааму, – при этом я покорно сел в машину, и мы снова поехали. Раза два или три нам навстречу попались армейские джипы израильской армии. Мне показалось, что сидящие за рулем в защитной форме люди в приветствии кивнули Леору головой.

Еще через двадцать минут мы подъехали на оживленную и шумную площадь.

– Приехали, – произнес Леор и, поплотнее прижавшись машиной к ближайшему дому, таким образом, чтобы на неё падала тень, заглушил двигатель. – Сколько тебе надо времени? – спросил он меня.

 – Н-не знаю, – еще не совсем осознавая произошедшее за последние часы, неуверенно ответил я ему. – Это и есть мавзолей? – показал я рукой в сторону странного, невиданного мною раньше строения.

– Да, – кивнул головой в ответ Леор и, предвосхищая мой следующий вопрос, продолжил: – Половина храма – мечеть, половина – синагога. Они просто пристроены друг к другу, так как Авраам для нас, а Ибрахим для мусульман одинаково считается праотцом религий и великим святым – вот и видим мы соединенными вместе две крыши: со звездами Давида – одна и с полумесяцем – другая… Ладно, сам разберешься. Сейчас это – твоя история. Я буду в кафе на углу. Когда пойдешь обратно, просто махни рукой. Да я и так тебя увижу. Удачи!

Авраам. Ибрахим. Пророк. Основатель всех трех великих монотеистических религий. Близкий Богу Человек, имевший безграничное к НЕМУ доверие. Отец Ицхака, основатель каабы и отец Иакова, родоначальника двенадцати колен израилевых…

Я медленно пересекаю небольшую пыльную площадь, поднимаюсь по каменной лестнице в храм. На верней площадке, загораживая собой вход, стоит вооруженная до зубов израильтянка – солдат срочной службы. У неё – огненные рыжие волосы и такой же пронзительный голубой, как у Леора, взгляд. В который уже раз за сегодня я ловлю на себе секундный пристальный взгляд, и она молча делает шаг в сторону, уступая мне дорогу.

Вот он, мистический, прохладный и вызывающий трепет полумрак небольшого каменного входа в храм… Испытывая охватившее меня вновь сильное волнение, ненадолго в нем задерживаюсь, нежно провожу руками по прохладным камням древнего храма, построенного над могилами Авраама, Ицхака и Якова по приказу Ирода около двух тысяч лет назад… Некоторые говорят, что, кроме находящихся здесь еще гробниц Сары, Ревекки и Лии, в этом месте захоронены даже сами прародители рода человеческого Адам и Ева…

В большом проеме напротив виден светлый внутренний двор, причудливо, как и крыша мавзолея, соединяющий в себе надписи на арабском и иврите… Прямо на границе темноты и дневного света я замечаю сидящего мальчика. Он, не больше двух, может быть, максимум трех лет от роду, и тоже пристально смотрит мне в глаза (и это уже становится смешно). Он удивительно открыто и тепло чему-то улыбается и даже, кажется, знает, о чем я сейчас думаю. Невозможно оторвать взгляд от его светлого открытого лица, вьющихся каштановых волос и искорок - озоринок в глазах. Совсем неожиданно мальчишка начинает весело смеяться и показывает мне рукой в сторону льющегося через проем света… Не отрывая от него глаз, я делаю шаг по направлению к внутреннему двору, моя нога соскакивает с высокого поребрика на выходе, и я падаю сразу за ним на колени. Поспешно поднявшись, тут же оборачиваюсь назад – посмотреть, не испугался ли мальчик, но… ЕГО нет.

По всему телу внезапно пробегают мурашки – иногда такое уже случалось со мной в святых местах. На «автомате» делаю несколько шагов к возвышающейся в центре внутреннего дворика гробнице Авраама. И полусознательно - полуобессиленно вторично падаю возле неё на колени прямо на отшлифованные временем и паломниками старые камни…

– Авраам, Исаак, Йаков, – шепчу я про себя святые для верующих всего мира имена… – Авраам, Святой Праотец наш, во имя Отца нашего всевышнего, даруй милость свою и прими моё поклонение…

Сбиваюсь. Снова пытаюсь сформулировать свои мысли. Снова сбиваюсь…Что происходит дальше трудно объяснимо. Лучше просто попытаться передать из этого то, что можно передать.

Похоже, это был так называемый внутренний разговор. Вернее, внутренний монолог. Еще вернее – маленькая часть монолога, так как большую часть сердце восприняло напрямую. Без слов. Через чувства. И понадобятся годы, если не десятилетия, чтобы полностью расшифровать и воспринять весь внутренний смысл этого «послания».

Вот, что я успел запомнить: «Пора тебе понять сущность религии… Ты колесишь по миру в поисках святых мест десятки лет... Сколько их уже было: тридцать, семьдесят, сто? Каким пророкам и святым ты еще не поклонился? И что, к чему это привело тебя? К мысли, что ты лучше других? К гордости от сознания того, что время о времени, как тебе кажется, ты получаешь откровения, и с тобой разговаривают святые? К гордости, что ты побывал даже в местах, почти не доступных и не известных людям? Гордость от того, что ты рисковал и терпел при этом лишения? Жажда всё новой связи и новых откровений? А что, кроме очередного вклада в усиление своей гордости, ты еще получаешь? Чего еще ты ждешь, продолжая тратить все новые усилия, время и средства на каждое очередное, такое желанное для тебя паломничество?

Зачем ты приехал сюда?»

«Я-я-я… поклониться…»

«Ты врешь сам себе. Врешь в очередной, который уже по счету, раз. Ты гордишься своими поездками. Ты гордишься чувством исключительности, которое приходит из-за этого. Ты упиваешься состояниями, которые испытываешь в святых местах. Хуже того: ты здесь ищешь сил и способностей…»

«Я-я-я…»

«Я. Я. Я! А что еще, кроме этого раздутого «Я», приводит тебя в святые места?

ГОРДОСТЬ. Ты можешь обманывать себя. Ты даже можешь делать это, сколько тебе угодно. Но нельзя обмануть Бога. И если ты на самом деле хочешь поклониться тем, кто близок к Богу, и через них – самому ЕДИНОМУ Богу, то в действительности для этого нет необходимости ехать куда-то так далеко. Бог – в сердце каждого человека. Бог – внутри каждого человека. Бог – в городе, из которого ты приехал, Бог живет на той же улице, на которой живешь ты. Бог живет в твоем доме. Он живет в твоей собственной квартире. И, наконец, в твоем собственном сердце. А иначе он - не Бог, если ему нужно специальное место для того, чтобы БЫТЬ. Он – везде. Нет места, где Его нет. Ты лучше чувствуешь Его присутствие сейчас, потому что, находясь здесь, сильнее концентрируешь на НЕМ свои мысли. Сама дорога сюда, обстоятельства, трудности, которые ты преодолевал, люди, которые помогали тебе, – все это способствует обретению твоего чувства, способствует твоей концентрации… Но если с той же верой и вниманием обратиться к Богу в разгар рабочего дня в переполненном вагоне метро, в кинотеатре или на оживленной улице – ты почувствуешь то же самое. Ведь иначе быть и не может, так как место Бога – везде. Везде. Везде, где только Его призовут: внутри каждого человека, в каждом уголке Земли, в каждой возможной точке обоих существующих миров… в каждой возможной ТОЧКЕ всего бытия… И если ты действительно ищешь веры и хочешь поклониться Богу, то нет нужды ехать для этого за тысячи километров. С ним можно связаться где угодно и в любое время. Слушая голос своей совести, который и есть в нас, мы слушаем голос Бога. Также ты можешь связаться с ним через служение другим, потому что воистину это и есть проявление в тебе Бога. Ты можешь связаться с ним через Божественную этику и мораль, так как это и есть Его правила, Его законы. И Он действует в нас через них…

Запомни твердо: БОГ – ВНУТРИ НАС, внутри наших намерений, чувств, мыслей, поступков. Внутри них ищи Его довольства, и через это ты сможешь соединиться с ним. А в противном случае, нет больше смысла ездить по всему миру, клянчить жалобно откровений и состояний, а вместо реальной пользы для своей Души растить все больше затмевающую истину, гордыню…»

– ARE YOU O'KEY? – послышался как будто издалека всё повторяющийся и повторяющийся вопрос.

Медленно я открыл глаза: буквально в упор на меня глядело испуганное лицо Леора – и без того темное, в наступивших сумерках оно выглядело почти чёрным.

– ARE YOU O’KEY? – послышался сбоку еще один голос. Повернув голову, я увидел рядом с собой автомат. Поверх него на меня смотрело искренне взволнованное лицо израильской девушки-резервистки. Рядом с ней стояли еще два вооруженных человека в камуфляже – один из них, похоже, был офицером.

– Да, все нормально, – ответил я девушке, при этом делая попытку встать – ноги меня не слушались. Девушка и Леор сразу пришли мне на помощь, подхватив меня с обеих сторон под руки.

– У Вас самолет через четыре часа, а нам ехать два с половиной, как минимум. По нашим правилам, Вы должны быть в аэропорту, по крайней мере, за три. У Вас могут быть неприятности, поэтому надо срочно ехать, – доносился до меня по-прежнему как бы издалека голос Леора.

– Да, – повторил я машинально, при этом сам едва расслышал свой голос, и, продолжая опираться на руки Леора и девушки, направился к выходу. Уже на выходе, когда я поднимал ногу на уже знакомый высокий поребрик, мне показалось, что Леор немного посторонился, как бы остерегаясь на кого-то наступить. Пытаясь проследить за его движением, я опустил глаза и… снова увидел мальчика. На этот раз, Он сидел в совершенно расслабленной позе, несколько даже вальяжно, прислонившись спиной к деревянному обрамлению входа. Надо ли говорить, что испугавшись, Леор подхватил меня под руки сильнее – очень кстати: сам бы я точно упал. Мальчишка, воспользовавшись небольшим общим замешательством, шкодливо мне подмигнул и (я совершенно точно уверен в этом) показал язык. Дальше мы уже не останавливались. На улице я высвободил свои руки, поблагодарил так заботливо помогавшую мне девушку, попрощался с ней и двумя вышедшими за нами следом военными и вниз по лестнице пошел уже самостоятельно. Все более уверенно и только слегка придерживаясь за перила.

Некоторое время мы, как и утром, ехали молча. Внезапно, как это всегда бывает на юге, наступила полная темнота. Фонарей на палестинской территории не было, и Леор напряженно всматривался в разбитую повсеместно дорогу. И только выехав обратно на ровное, широкое скоростное шоссе, он, как бы прочитав мои мысли, произнес:

– В багажник больше прятаться не придётся – обратно своих выпускают свободно. Ограничения были только на въезд, в связи с возможной угрозой для жизни.

– Ясно, спасибо, – кивнул я головой вместе с ответом и тут же задал вопрос сам: – Леор, скажи мне: почему, имея общего Отца и свято его почитая, евреи и арабы так ненавидят друг друга? Почему нельзя вернуться к самому истоку, найти в нем МИР и построить благодаря ему единое государство, которое, возможно, станет общим домом для всех?

Вместо ответа Леор достал из бардачка сигареты и, продолжая молчать и при этом гнать с максимальной скоростью по великолепной дороге, впервые за время нашей поездки закурил… Только докурив и выбросив в приоткрытую форточку окурок, он нехотя, как бы через силу ответил:

 – Не сейчас. Сейчас это невозможно. Может быть, когда-нибудь потом, сильно потом. Но мы с тобой точно не доживем до этого…

Больше по пути мы не разговаривали. Остановившись напротив входа в аэропорт, Леор заглушил двигатель, взял с заднего сиденья бумажный сверток и вышел. Обойдя машину, он вплотную подошел ко мне и опять, сосредоточенно глядя прямо в мои глаза, серьезно сказал:

– Денег я с тебя не возьму. Спасибо, что ты есть – для меня это очень важно: твоя вера показала мне, что мы еще живы. А раз мы живы, то надо надеяться, иначе временами бывает совсем тяжело, нестерпимо тяжело, так тяжело, что я даже иногда боялся потерять свою веру. Ты приехал вовремя: я пристрелил бы тебя, если бы ты оказался обманщиком – моя рука не дрогнет, когда надо. Но я решил подарить тебе финики, если то, что ты мне говорил, окажется правдой. Держи – они твои. Они очень сладкие, – при этом на его смуглом лице вспыхнуло настоящее солнце – похоже, это было солнце его души.

Мы обнялись. Он грубо пресек мою попытку отдать заранее приготовленные 200 евро.

– Хотя… – сказал он, подумав,- отдай их, если хочешь, маленьким детям, тем, у кого нет родителей.

Я вспомнил вдруг мальчика на выходе их храма: он был босой, в одной рубашке… У него, наверное, нет отца – жалко, что мы ничего ему не дали.

«А Он и не просил», – настала моя очередь озариться в ответ на эту мысль, идущей изнутри улыбкой. Я твердо пообещал Леору добавить о себя еще 200 евро и передать всю эту сумму детям. Мы крепко еще раз обнялись. И, почувствовав на своем плече добрый, дружеский хлопок крепкой мужской руки Леора, я зашел в здание аэропорта.

– Вы знакомы с требования безопасности аэропорта Бен–Гурион? – задавал мне в третий раз подряд один и тот же вопрос сотрудник службы безопасности, глядя при этом на меня в упор своими бездушными и чёрными, как уголь, глазами.

– Да, – ответил я, зная, что с этими ребятами лишний раз лучше не шутить.

Продолжая буравить меня своим рентгеноподобным взглядом, офицер охраны аэропорта монотонно продолжал:

– В билете написано, что вы должны прибыть в аэропорт за четыре часа до вылета, чтобы пройти все необходимые формальности. Ваш самолет вылетает через час. Мы вынуждены задержать Вас, чтобы установить причины вашего позднего прибытия и более тщательно досмотреть Ваши вещи. Если все в порядке, то Вы сможете вылететь следующим ближайшим рейсом. Прошу Вас пройти со мной, – при этом он развернулся на 180 градусов и, держа в руках мои билет и документы, пошел по направлению к двери с табличкой «служба безопасности». Уже почти возле самой двери с устрашающей надписью к нему подошла женщина в форме сотрудницы аэропорта, и они о чем-то заговорили на иврите. Я покорно стоял сзади и напряженно соображал, как же мне уговорить его отпустить меня и попробовать успеть еще на мой рейс, до которого, судя по надписи на электронном табло, оставался еще ровно час, и, насколько я успел заметить на ходу, стойка регистрации была еще открыта.

«Авраам, – неожиданно для себя самого обратился я мысленно к Праотцу, – твоею милостью я понял все, что мне нужно было понять. Поступки, мысли, слова и намерение, посвященное Богу. – Вот что является важным, всё остальное – лишь мишура. Способности, силы, особые состояния, мистицизим, откровения – все это лишь отвлекает от главного… Спасибо тебе, Великий! Но… в последний раз, пожалуйста... Эта израильская служба безопасности – они такие душные. Сейчас они начнут меня раздевать, копаться в моих вещах, по очереди задавать вопросы в надежде поймать меня на несоответствиях, сверлить меня взглядом…. Мне так этого не хочется, тем более что следующий рейс – только завтра утром, и целую ночь придется провести в аэропорту, и еще неясно, будут ли на нём свободные места…»

– Почему Вы так поздно приехали в аэропорт? – резко, без всякой подготовки спросил внезапно обернувшийся ко мне офицер.

– Пр-р-роспал, – произнес некто моим голосом, при этом вдобавок растянув в глупой улыбке мой рот.

– Хорошо! Идите на регистрацию, – сказал вдруг подобревший сотрудник службы безопасности аэропорта, возвращая мне документы. – Но в следующий раз приезжайте заранее. Хорошего полета!

Меня не надо было долго уговаривать… «Спасибо» ему я уже прокричал на бегу к стойке регистрации…

«Бог, как же бесконечна милость твоя… ничего не может сравниться с ней… только если людская глупость… – думал я уже в самолете, пристегивая себя ремнем потуже к креслу. – А может быть, людская глупость бесконечней? Нет, наверное, всё же ТВОЯ милость… иначе наша глупость давно бы нас всех погубила…»