Доказательство

Фамилия у меня Болото. Не то что бы моя фамилия «болото», а просто фамилия – Болото. Не буду описывать, чего только я не натерпелась из-за нее в детские и школьные годы. Да и в институтские, честно говоря, тоже. Не было случая, чтобы впервые столкнувшийся с моей фамилией человек не вскинул брови от удивления вверх или не отпустил по этому поводу едкую шуточку. Но сейчас я хочу рассказать о другом.

Буквально на прошлой неделе я похоронила папу. Николая Сергеевича Болото. Лучшего папу на земле, несмотря на доставшуюся мне от него по наследству фамилию. Доброго и святого человека, полного любви не только ко мне, как к своей дочке, к двум другим своим детям – моим старшим братьям и конечно же к жене. На наше горе, ставившей его раньше положенного срока из-за тяжелой неизлечимой болезни. Такая любовь естественна и понятна любому, имеющему сердце, человеку. Людям свойственно идеализировать, а порою даже и обожествлять, особенно в беде, своих безвременно ушедших родственников. И всё было бы именно так, если бы на его похоронах не собралось столько народу. Дважды краснознаменный военный оркестр, в котором папа был солистом, почти в полном составе. Многочисленные школьные друзья, однокурсники по высшему военному училищу. Армейские товарищи, соседи по дому, вся наша многочисленная родня... Человек 200 собралось, а может быть, и больше, и это при том, что сами мы почти никому не звонили.

Не помню случая, чтобы при жизни папа на кого-нибудь злился, говорил с кем-то повышенным тоном, плохо о ком-то высказывался или ругал за глаза. Никогда такого не было. А скольким людям он помог за свою жизнь, скольких выручил... Не важно, чем: деньгами, участием, моральной поддержкой, просто добрым словом или советом, другой реальной помощью в какой-либо иной, самой разнообразной, но главное, всегда своевременной и действенной форме.

Последние годы их оркестр переживал не самые лучшие времена. Финансирование сильно сократилось, гастролей почти не было. Один за другим коллектив покидали лучшие музыканты. Естественно, что при своем отзывчивом характере папа принимал всё это очень близко к сердцу. Ходил по каким-то  инстанциям, добивался аудиенций, поднимал старые связи. Не говоря уже о бесчисленных телефонных звонках и долгих разговорах, в том числе и ночных, на нашей маленькой и по-прежнему уютной, даже спустя столько лет после смерти мамы кухне.

В общем его сердце всего этого не выдержало. Столько раз слышанная от других история не обошла стороной и нас. Обширный инфаркт, скорая, срочная операция, несколько напряженных для всех нас дней в реанимации, отчаянное сражение лучших врачей военного госпиталя за его жизнь, небольшое улучшение, надежда и под конец – страшный ночной звонок медсестры о его смерти. Как назло, именно в ту ночь, когда на третьи сутки, не выдержав напряженного бдения возле его палаты, после успокоительных слов дежурного доктора о том, что ему стало немного получше, я все-таки решилась ненадолго отлучиться домой.

Потом был слезы, морг, различные погребальные хлопоты, бесчисленные звонки и визиты с соболезнованиями и наконец, похороны.

Все последние двое суток я опять не сомкнула глаз. А сегодня, сидя утром  на стуле в коридоре и ожидая заказанный катафалк, я, видимо, задремала. «Видимо» потому, что слишком реальным и живым было произошедшее со мною. Мне показалось, что папа зашел сразу, как только я закрыла глаза. Помолодевший, немного грустный и несколько растерянный. Я тут же вскочила со стула и бросилась к нему навстречу. Но почему-то так и не обняла его, а внезапно остановилась напротив.

– Пап, папочка, так значит, всё хорошо, ты не умер? – глупо начала я, забыв поздороваться и при этом пытаясь заглянуть в его опущенные в пол и отчего-то немного виноватые глаза.

 – Вот, тут все написано, – не поднимая головы, протянул он мне пачку зажатых в руке писем. – Прочитай, когда  сможешь, я не смогу сейчас тебе рассказать всё, что мне хочется.

– Пап, что там написано? Почему ты сам не расскажешь, раз ты вернулся? Не надо писем. – с мольбой вскинула я к нему руки, и тут он, наконец, поднял на меня глаза. Лучше бы я в них не смотрела! Никогда не забуду этого взгляда… Я сразу поняла, что папа все-таки умер, закричала и бросилась к нему на шею. – Не уходи, пап, не уходи!.. – в исступлении кричала я, пытаясь его обнять, пока вдруг не увидела перед собой почти забытое мною лицо бабушки, папиной мамы, давно покинувшей этот мир. С момента  её ухода прошло уже лет двадцать. Она ни разу не снилась мне, и я давно забыла, как она выглядит. Помнила только, что она, как и папа, была необычайно добрая. Но сейчас бабушка была напряжена и смотрела на меня явно сердито. Более того, она ругала меня, не открывая при этом своих сжатых в узкую бордовую полоску губ. Требовательно и властно она приказывала мне оставить папу в покое и отпустить его:

– Не мучь его, не мучь его, не мучь его! – кричала она своим плотно сдавленным ртом.

Видно я не соглашалась с ней, так как внезапно бабушка стала увеличиваться в размерах и, устрашающе нависнув надо мной, достала из-за спины гигантский колокольчик.

-Не мучь его! – открыв наконец рот и звеня в колокольчик прямо над моей головой, снова потребовала от меня, заполнившая собой весь коридор бабушка.

 В страхе я закричала, закрыла лицо руками и… очнулась. В дверь кто-то звонил. На пороге стоял водитель катафалка.

Как мы забирали папу из больничного морга, отпевали  в церкви, везли по городу на кладбище, хоронили, я почти не помню. Меня очень сильно поразило и не отпускало  видение папы. Ведь он пришел, совсем как живой! Я даже запах его чувствовала. Я не то, чтобы сильно верующая. Хотя  в церковь иногда хожу. Пост даже как-то держала. Но чтобы умерший вот так, совсем как живой, мог прийти к живущим, я не представляла. Неужели мы не умираем? «Боже, дай мне, пожалуйста, какой-нибудь знак, я тебя очень прошу! Любой, но, чтобы я поверила. Дай мне, пожалуйста, знак, что папа, правда, живой. Мне сейчас это очень нужно. Как никогда. Прошу тебя», – твердила я всю дорогу и все показавшиеся мне нескончаемыми минуты, часы или даже столетия, проведенные на кладбище, пока батюшка читал длинную заупокойную молитву, а гроб с телом бесконечно долго опускали в землю.

Но нет. Как ни старалась я что-либо заметить или услышать, не было мне ни ответа, ни знака.

Когда над могилой, наконец, вырос мерзлый холмик, и еще через некоторое время собравшиеся начали потихоньку расходиться. Как минимум, большая половина из них предложила довезти меня до места, где были назначены поминки. Я отказалась. Олег Сергеевич, младший папин брат, уже был там и всё подготовил, поэтому я могла еще остаться ненадолго на кладбище, чтобы хоть немного побыть одной. Наверное, в глубине души я всё еще продолжала надеяться получить так нужный мне сейчас знак, а может быть, надеялась снова увидеть папу?..

Февраль. Достаточно морозно. Дело уже к четырем часам. Под вечер холодает всё сильнее, и, несмотря на всю свою любовь к папе, бесконечно усиленную сейчас горем и подсознательным ожиданием чуда, я не выдержала, и нехотя пошла к выходу.

– Что?  – удивленно спросил сторож, отворивший мне решетчатую кладбищенскую калитку. Видимо, проходя мимо него, забывшись, я машинально произнесла вслух мучающий меня весь прошедший день вопрос: «Существует все-таки ли жизнь после смерти, и как можно получить этому бесспорное подтверждение?» И видимо, принимая во внимание мое состояние или просто желая меня успокоить, сторож, на вид еще совсем не старый, с улыбкой добавил:

– Для меня неоспоримым доказательством продолжения жизни после смерти является моя собственная фамилия. Сколько я на этой грешной земле с ней натерпелся, может, потом, если в рай попаду, там киселю со сливками вдоволь покушаю?

–А что у вас за фамилия? – невольно улыбнувшись, задала я охраннику, новый вопрос теперь уже вполне осознанно.

– Болото, с очень серьезным лицом, пристально глядя прямо в мои глаза, ответил сторож. И видя мое моё неподдельное изумление, сказал: – Редкая фамилия, я ни у кого её больше не встречал. И помолчав с минуту, задумчиво добавил, – Николай Болото. Вот так и живу.

Р.S. Кто мне ответит, что это было? Ответ на мой вопрос или просто случайность? Убедительный знак или нелепое совпадение? Откровение свыше или очередная подножка-узелок запутавшемуся в собственных сетях слабому человеческому разуму?

Не знаю… Но папа пока больше не приходил.

С любовью и надеждой, в конце концов, найти, так необходимый мне ответ.

Любящая дочь Оксана.