Вообще-то я музыкант. Волею судьбы музыкант. Виолончелист. Бррр, каждый раз содрогаюсь, когда это произношу. Вдумайтесь, пожалуйста, в это слово и медленно произнесите - виолончелист. Это все моя мама - Римма Фроймовна. Моя любимая, несмотря ни на что, до сих пор мама. Папы у меня никогда не было. Вернее, был, наверное, но с ним я не знаком. Для меня он просто «герой». Так его мама всегда называла, когда я пытался хоть что-то узнать про отца, сильно на неё наседая, и ей было уже не отвертеться. Тогда она так просто, и отвечала: «Твой папа герой». Ты им можешь гордиться всегда, добавляла через минуту она. Но больше ничего мне о нем не рассказывала. Ну, я и гордился, как мог. Этим аргументом она, в конце концов, и сломила мою волю, когда ребром стал вопрос о моем поступлении в консерваторию. Тихо, не моргая, смотря мне прямо в глаза, она медленно, как бы читая школьную «азбуку» по слогам произнесла: «Твой отец хотел этого». Сейчас я уверен, что она цинично наврала мне тогда, говоря простым языком. Но дело было сделано, я согласился и уже 35 лет активно об этом жалею. (Мама умерла три года назад. И благодаря каким-то странным нашим покровителям похоронена в тихом дальнем уголке на Новодевичьем кладбище). Вообще-то сказать я неплохой музыкант. Лауреат массы конкурсов. Популярен. Мой график расписан на годы вперед, я неплохо зарабатываю и живу один в огромной квартире на Старом Арбате. Публика, в особенности женщины, порою бывает без ума от меня (при этом я до сих пор не женат). Что может еще желать человек? И хотя временами мне даже нравится то, чем я занимаюсь в частности и моя жизнь в целом, я продолжаю мечтать. Мечтать, о чем мечтал всю мою жизнь, с самого далекого детства, стать мотоциклистом. А говоря языком современным - Байкером. Сильным и независимым мужиком, в грубой кожаной куртке, с хрипотцой в голосе и естественно с матерком (но это все в мечтах появилось уже попозже. А в детстве хотел стать просто мотоциклистом). Но я в и о л о н ч е л и с т!!! Мать мою любимую подери! В общем как-то раз, после моего последнего концерта в сезоне мне позвонил Ромка, мой одноклассник по 20 школе, где я учился до того ужасного разговора с мамой. Его отец был тоже героем, а дети героев, как мы всегда были уверены, учились именно в этой школе. Позвонил мне прямо на мобильный, что странно уже само по себе, и что еще более странно все тем же дерзким, совсем не изменившимся за треть столетия, сводившим меня с ума еще в школе голосом, предложил увидеться. Прямо сегодня, прямо сейчас, в кофемании на Никитской.
Захожу, смотрю по сторонам, вижу десятки глаз восторженно смотрящих на меня, медленно иду по залу с администратором любезно предлагающей освободить для меня столик через 5 минут, несмотря на длинную очередь у входа. Бормочу на автомате что вроде «меня здесь где-то должны ждать…» и еще через пару шагов - о ДА!!! Ромка, встающий радостно мне на встречу, всё та же наглая и милая до боли в зубах рожа, все та же очаровательная дружелюбная улыбка и чистый взгляд открытых и синих как небо глаз. И о НЕТ!!! К небрежной небритости, растрепанным и взлохмаченным уже седым волосам - БРУТАЛЬНАЯ кожаная куртка Харлей и синие джинсы, заправленные в армейские ботинки на толстой подошве. Очередной коварный удар судьбы ниже пояса.
Да ладно тебе, ржал прямо в лицо мне Ромка. Ты хочешь быть Байкером? Ты хочешь купить моцик? И откинувшись на стуле, снова трясся от смеха. Так заразительно, раскованно, гармонично и честно, если хотите… а я сидел напротив и любовался им… и в какой-то особый момент почувствовал вспыхнувшую внезапно радость возвращения в детство, а за ней зависть к естественной свободе Ромки и даже захотелось разбить свой инструмент о столы и головы, сидящих вокруг посетителей. Разбить не со злобой к ним, а уничтожить этим как бы магический кордон, отделяющий мечту моего детства от реальности… и вдруг перед собой я увидел вмиг ставшее озабоченным лицо Ромки - ты что, серьёзно это? На утро, когда я еще спал, мне снова позвонил Ромка. “Я нашел прекрасный Стрит Глэйд в Питере» сказал он даже не поздоровавшись. «Cедло карбина, обвеса минимум на 5ку. Новый, и всего за 850. Странно - почему так дешево, но все бывает. Запиши телефон и звони. Если все нормально договаривайся, поедем смотреть.» Дальше все было как во сне. Я по 20 раз в день звонил Ромке, он звонил в Питер, я звонил в Питер, мне звонил Ромка. Мы что-то решали. Я страшно волновался. Короче говоря, через 9 дней после нашей встречи к моему дому подъехал грузовичок фольксваген и на легендарную мостовую Старого Арбата, узбек водитель и двое сопровождавших его рабочих выкатили черного, хромированного и такого нереального железного коня. Еще через 5 минут я расписался о получении груза в бумагах о доставке и остался с моею ставшей явью мечтой один на один (Ромка за день до этого, по каким-то своим делам улетел в Комсомольск-на-Амуре). Вы представляете, что я чувствовал медленно кружа вокруг МОЕГО мотоцикла? Не понимаете. И **** когда поймете. Для этого надо быть еврейским мальчиком. Иметь еврейскую мамашу, сломавшую вам в детстве волю и жизнь. И несмотря не на что, продолжая любить её, внутри при этом лелеять свою глубоко приватную детскую мечту. Лелеять её уже почти 40 лет, и уже совсем смирившись с невозможностью её реализовать, в 49 лет от роду получить желаемое. То-то… Так этот мотоцикл МОЙ? Мой! Мой! Мой!!!!!! А в чем же я на нем поеду? Где моя кожаная куртка? Новые заботы захватили меня…
Какая в попу сцена?! Какая в попу известность?! Что вообще может сравниться с этим чувством. Я стою в магазине Харлей на Ленинском, в центре зала - меряю куртки. Нереальный кайф. Наверное, Гагарин кайфовал так, когда впервые одел космический скафандр. Но не уверен, что он мог выхаживать в нём перед зеркалом, гордо разглядывать себя и тем более ехать в нем домой через всю Москву. А еще перчатки, ботинки на шнурках, 4 футболки с черепами, ремень с огромной пряжкой, рубашки, дождевик, перчатки для жаркой погоды, солнцезащитные очки, шлем, два шейных платка с костями и черепами. WE WILL, WE WILL ROСK УОU! Орал я в примерочной, стаскивая с головы теплую кофту с капюшоном, которую в ворохе других вещей притащил мне Ромка. На самом деле он позаботился обо всем. Мы купили даже цепочку для ключей с карабином и, конечно же, с…ЧЕРЕПОМ!! и еще новенькое портмоне. YOU GOT MUD ON YOUR FACE, YOU BIG DISGRACE! Продолжал орать я уже дома мерея все купленное в двадцатый раз. Как же мне это нравилось. Впервые в жизни я не осуждал женщин за то, что они носят Шанель. Т.е. сразу много Шанели - шапочку, плащ, платье, сумочку и далее по списку… мой список по любому был больше. В общем, я стал толерантным к женщинам. Что вообще с мужчинами случается редко. А потом были первые выезды. Страшно конечно. Я ужасно нервничал. В реальности это оказалось невероятно сложно. Гораздо сложнее, чем я мог себе представить, но я проявлял упорство. Мечта и желание давали мне силы, и каждый день я продолжал делать что-то впервые в жизни.
К примеру, первый раз в жизни я вспомнил с благодарностью своих седобородых преподавателей в консерватории, заставлявших меня водить смычком по ненавистной виолончели до судорог в руках и болей в костяшках пальцев. Ведь это именно благодаря им я научился терпению и упорству. А это сейчас мне ох как пригодилось, ведь тяжело было всё: тяжело было трогаться, тяжело было поворачивать, тяжело было тормозить, тяжело было не упасть, тяжело было переключать передачи, тяжело было выключать на ходу поворотник, тяжело было ставить 450-килограммовый Харлик на подножку. И сколько раз за этот день я мысленно и вслух поблагодарил своего друга Ромку, который все эти первые дни был со мною рядом и всегда терпеливо, мягко, порою, даже нежно, как мне казалось, объяснял и комментировал каждый мой шаг, приближающий меня к осуществлению далёкой детской мечты.
У Ромки все так, естественно, легко и просто. «Поехали сгоняем в Вильнюс», - с набитым шаурмой ртом сказал он сидя на Воробьёвых горах задом наперед на своем Харлее. “Ага, - с удовольствием, ответил я смачно откусив гамбургер и В ПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ запив его колой, –когда?” “Ну, давай через пару дней”, - промычал Ромка дожевывая традиционный байкерский перекус и тут же переключившись радостно замахал перчаткой двум молоденьким студенткам, уже минут пятнадцать кружившим, как голодные австралийские акулы сужающимися кольцами возле нас.
04.50, утро. Проливной дождь. Мы стоим в подмосковных Ватутинках в гараже Ромкиного дома. На улице плюс 11. Еще полная темень и ужасно хочется спать. Ну и страшно, ведь я еще не совсем настоящий байкер. Месяц всего за плечами, а до Вильнюса 930 км. Мама, может ты была права насчет консерватории? Ромка сосредоточен, проверяет документы, кладет в бардачок скотч, укладывает плотно замотанные в пластиковые пакеты вещи, завернутый в целован ноутбук, кроссовки… Я на «автомате», как зомби повторяю его движения. Мы почти не разговариваем и от этого мистицизм и ужас грядущего охватывают меня еще сильнее. Привязываем к багажникам запасные шлемы…. Мне хочется услышать Ромкин голос, увидеть его ободряющую улыбку. Если совсем уж честно, услышать в конце концов, что из-за непогоды мы откладываем наш выезд на завтра, а сейчас съев вдогонку к двум уже выпитым чашкам американо, яичницу с колбасой мы блаженно завалимся спать… Но Ромка размеренно, как бездушный робот одевает дождевик, тщательно застегивает на все кнопки, прижимает липучки… Не спеша, уверенно набирает «Вильнюс» на навигаторе, проверяем последний раз работу встроенных в наши шлемы раций… «Так, вроде все», - подергав на крепость узлы на багажнике, удовлетворенно произносит он, – «ты готов?» «Да», - отвечаю я кивком головы, не имея сил произнести слова. «Тогда едем», - уверенно произносит он и выкатывает на улицу свой мотоцикл. Последняя нить с реальностью рвется вместе с медленно закрывающимися автоматическими воротами гаража... И как все тот же Юрий Гагарин я слышу далекий и близкий голос в своем шлеме: «ПОЕХАЛИ».
200 километров под проливным дождем со скоростью 120 км/час. Временами я едва различал встречные огни пролетающих мимо машин, не говоря уже о еле видимых красных мерцающих габаритах Ромкиного Харлея, с трудом пробивающихся сквозь стоящую стеной серую пелену, и о серебристом катафоте в форме черепа на спине его яркого фирменного дождевика. До сих пор не пойму, как я тогда не упал, как я не остановился на обочине с криками о помощи, как я не врезался в кого-то. А самое главное не пойму, как я вообще проехал эти первые 200 километров на трассе. В какие-то моменты мне казалось, что время остановилось, порою мне казалось, что Ромка дьявол и вылез из преисподней. Иногда я видел перед собой лицо моей мамы удивленно смотрящее на меня, мысленно играл на своей виолончели, а иногда я пытался понять, что мама имела в виду называя папу героем… Но чаще всего я просто старался сконцентрироваться на езде, на том, что бы не потерять в предрассветной мгле из виду Ромку, на том, чтобы не отстать от него, на его четких указаниях слышимых время от времени в моем шлеме и предупреждающих к примеру о том, что мы обгоняем фуру или начинается ремонт дороги. Мои мысли, его уверенный голос и вся моя жизненная воля, собранная в единый кулак, видно и позволили мне остаться в живых в то дождливое августовское утро, несясь по покрытою водою «минке» с нереальной для меня скоростью… “Заправиться надо», - раздался в очередной раз голос в шлеме. И смысл этих слов дошел в мою обезумевшую от напряжения, усталости и холода голову только вместе с моргающим правым поворотником замедляющего скорость идущего впереди мотоцикла, и тут же оживил мой угасающий дух спасительной надеждой.
Жрать нельзя. На сон потянет, заявил Ромка протягивая мне рэдбул. Заправленные мотоциклы с полными баками, хорошо видные нам через стеклянную входную дверь, стояли напротив, а мы промокшие до нитки, с лужами вокруг наших хлюпающих при любом движении ботинок, со скрюченными от холода пальцами стояли внутри заправки за столиком возле кассы. “Ром, может кофе?» «Лучше рэдбул, чистая энергия, горячее на сон потянет”. Детская мечта выглядела иначе, подумал обиженно я, открывая энергетик. Неужели он не понимает, что мне 49 лет, я уже достаточно стар для экстрима, у меня почти нет опыта вождения, это и в хорошую погоду опасно, а сейчас дождь, у меня вода стоит даже в трусах, все затекло и не разгибаются ноги, руки, спина. Внимание и воля на пределе. Может он просто так шутит, делая вид, что ему все равно, что он не замечает всего этого происходящего со мной, и мы сейчас выпьем все же горячего кофе, поедим бутербродов и не торопясь вернемся домой? “Ром, я насквозь промок», - робко попытался я пробить его броню и получить подтверждение своим надеждам... «Да, козлячья погода», - ответил ставя на стол пустую банку Ромка, посмотрел в окно и закончил мысль: “Дождь заканчивается вроде, можем ехать». И уже на улице, посмотрев на светлеющее немного небо добавил: “Солнце выглянет через час, на скорости быстро обсохнем». «На скорости быстро обсохнем, на скорости быстро обсохнем», - звучало как мантра у меня в голове, пока я усаживал своё скрюченное от холода тело на сиденье, снимал подножку и заводил свой ставший вдруг таким тяжелым и недружелюбным Стрит-Глэид. Но так как неумолимый Ромка, газанув для форсу сначала на нейтралке, уже тронулся, и несмотря на всю мою растерянность и невозможность собраться с волей, мне не осталось ничего, как только выехать с заправки на неприветливое шоссе вслед набирающему скорость мотоциклу…
Дождик почти перестал, и ехать, как ни странно, оказалось намного легче. Временами я даже стал снова испытывать, потерянное было нынешним утром, удовольствие от езды, хотя мне по-прежнему стоило невероятных усилий сохранить заданный идущим впереди Ромкой темп и не отстать от него. Еще через час дождь совсем закончился. Буквально за 30 минут дорога высохла. Я приноровился к нашей скорости и, немного расслабившись, впервые за прошедшее с нашего выезда время огляделся по сторонам. Смоленск 39 км прочитал я на промелькнувшем щите, “как это незаметно мы столько проехали?», - подумалось мне. Выпрямив спину я сел поудобнее, расслабил мертвую хватку затекших рук, крутанул на себя ручку газа и улыбнувшись чему-то еще непонятному запел пришедший внезапно на ум «Поворот» Машины Времени, уже на втором слове подхваченный хриплым голосом Ромки. «ЧТО он нам несет», - орали мы радостно в две глотки, несясь уже на 150 км в час по плавной дуге на возвышенность. Я орал особенно воодушевленно, так как вспомнив все, что мне раньше объяснял на этот счет Ромка и максимально сосредоточившись на дороге я в п е р в ы е бесстрашно (и как мне казалось круто и почти профессионально) заложил, как и положено на таких поворотах, набок свой прекрасный, любимый ХАРЛЕЙ. Буквально взлетев с выросшими от счастья крыльями за спиной на возвышенность вслед за Ромкой и замерев на миг от изумления, я увидел огромное, выплывшее из-за рассеявшихся туч СОЛНЦЕ. «И не разберешь, пока не повернешь, за ПА – ВА - РООООТ», - заорали мы во весь свой голос и выкрутив до отказа ручки газа понеслись вниз по уходящей в бескрайнюю даль дороге...
В октябре мы ловили любой солнечный день и пока это было возможным, катались сколько могли по Москве. Но против природы не попрешь, или как говорила моя мама “перед смертью не надышишься», и как я не старался его оттянуть, настал всё же тот день, когда я отогнал свой Харлик куда-то на Кутузовский, к знакомому Ромки. На профилактику и зимнюю консервацию. Я долго обсуждал с Антоном, забравшим у меня моцик и оставившим у себя моего железного друга, какой тюнинг мы сделаем за предстоящее время, когда весной обычно начинается мото сезон, почему харлей создан для настоящих мужчин, куда лучше поехать следующим летом... Да много еще чего обсуждали, на самом деле, видимо я просто оттягивал момент расставания…
Мой первый концерт в наступившем сезоне. Я снова стою на сцене. Уже 20 минут не смолкают аплодисменты, а меня все не отпускают. Дважды я уже играл на бис свои любимые произведения Баха и Рахманинова... Подхожу к краю сцены, разводя руки в воздушном поцелуе. Зал буквально взрывается, и я решаю сыграть на бис еще раз... В мгновенно наступившей тишине беру смычком первые ноты закрываю глаза и начинаю играть… А передо мною встаёт обещанное через час Ромкой, такое теплое, светящее из самого моего детства СОЛНЦЕ.
©Автор картины Артём Чебоха
