Бессмертные цифры или размышления на уроке математики

– Три разделить на ноль целых шестнадцать тысячных... равняется сто восемьдесят семь целых пять десятых. Есть вопросы? – стоя спиной к доске, спрашивает у класса Алина Николаевна.

«Ноль целых шестнадцать тысячных... равно сто восемьдесят семь целых пять десятых». По скорости, с которой преподавательница математики стирает написанный мелом пример, становится ясно, что она в сотый, а может, и в тысячный раз задала свой любимый вопрос только для самой себя.

«Три целых семьдесят пять сотых разделить на...», разлетаются по классу числа для нового задания. И от того, что на каждой произносимой вслух цифре Алина Николаевна резко и неприятно взвизгивает, они кажутся маленькими жестокими пульками, назойливо и безжалостно атакующими незрелый ученический мозг. Миша кладет ручку на стол и закрывает руками уши. Быстро решает пример в уме и неподвижно, дожидается ответа на доске. Он верный. С математикой у него все в порядке. Пропуская подробный анализ решения, мальчик продолжает неподвижно сидеть за своей партой в последнем ряду. Он все еще сжимает голову до боли в висках, пытаясь тем самым спастись от разрушительного воздействия голоса учительницы. Миша наблюдает, как она, словно огромная рыба, беззвучно разевает рот, и по движению густо накрашенных губ догадывается наконец, что в очередной раз произнесена прочно зацементированная в ее мозгу мантра: «Все понятно?».

Миша внимательно следит за тем, как под прыгающей по доске губкой быстро исчезают цифры тщательно выписанного цветным мелком ответа: четырнадцать тысяч восемьсот восемьдесят. Внезапно в голову приходит яростная и настойчивая мысль: убийца. Алина Николаевна – убийца. Она только что безвозвратно уничтожила единицу, четверку, две восьмерки и ноль. Убийца. Убийца!!!

Возможно, перегретый словами-пульками мозг пятиклассника просто мстит таким образом учительнице за слишком высокую тональность ее голоса. Как известно, не все децибелы являются дружественными человеческому слуху. Но все же, как люди более взрослые и зрелые, мы должны встать на защиту Алины Николаевны.

Очевидно, что даже многие из нас не смогли бы выдержать эти полные безысходности, бесконечные сорок пять минут урока. Сорок пять минут настойчивой атаки на каждой резко и громко произносимой цифре. Вполне возможно, что последствия такого эксперимента для некоторых смельчаков, отчаявшихся на подобное в нашем возрасте, могли бы стать поистине трагическими… Что уж тут говорить про обычного ученика 5 «А» класса ничем особо не примечательной московской школы?

Но при чем здесь убийство? Если учительница математики и в самом деле убийца, а цифры действительно мертвы, то откуда они взялись в голове у Миши? Мы же с вами слышали, как он четко, одну за другой произносил их про себя. Уже после того, как Алина Николаевна очистила классную доску для следующего примера. «Единица, четверка, две восьмерки и ноль», прошептал он отчетливо. Выходит, они по-прежнему живы?

А что думает по этому поводу сам Миша? Судя по напряженному лицу и все еще плотно прижатым к голове рукам мальчика, он окончательно «покинул» урок математики и погрузился в свои мысли. Давайте послушаем, о чем он думает.

«Убийца... уничтожила, – продолжает думать некоторое время по инерции Миша. К слову сказать, наш герой, несмотря на свой юный возраст, в узком кругу слыл уже настоящим мыслителем. – Отправила в небытие… Один, четыре, восемь, восемь, ноль», – Миша медленно повторяет про себя цифры одну за другой, словно наслаждаясь фактом их очевидной смерти.

«Стоп. Нестыковка. Она отправила одну восьмерку в небытие, а вторая преспокойно продолжила существовать? Как такое возможно? Где наша любимая логика? Получается, не убила? Но она явно их стерла, причем на глазах у всего класса. Есть свидетели... С другой стороны, Алина Николаевна проделывала подобный фокус уже тысячу раз. Может быть, цифры умирают каждый раз, когда их стирают, а потом оживают вновь, когда их снова пишут мелом на доске? А возможно ли одновременно существовать и быть убитой? А если их в это же самое время стирают в другом классе или вообще в другой школе… А если во всех школах сразу? Брр, сложный вопрос… Становится малость похоже на бред сумасшедшего. Или не малость? Но почему если что-то выглядит непонятным – то сразу бред? Так... а если она на доске стирает, а у меня в это время в тетради записан этот пример или отдельная цифра? А если во всех тетрадях разом стереть? Тогда она точно исчезнет, и я никогда уже не смогу ею пользоваться? Вряд ли... Похоже, если я эту цифру запомнил или хотя бы понял, то могу использовать ее, когда захочу, причем в любое время, в любом понравившемся мне уголке нашей планеты. По крайней мере, я всегда смогу делать это в моем собственном уме. Интересно, а в космосе можно? А мог Юрий Гагарин помахать рукой в иллюминатор пять раз или посчитать свои витки вокруг планеты? Один виток, кажется… Мог. Получается, пользоваться цифрами можно и в космосе, независимо от того, что в этот момент с ними происходит на Земле.

Так, а если, к примеру, все люди на Земле одновременно начнут осуществлять какое-то действие с цифрой два: делить, прибавлять, вычитать... Может случиться такое, что кому-то ее не хватит? А если и на Земле, и в космосе сразу? Похоже, что цифре два это по барабану, и на ее размерах и свойствах это никак не отразится… Получается, она безразмерна и не принадлежит никакому конкретному времени? Ведь ее можно использовать и в воспоминаниях о прошлом, и в мечтах о будущем. Да и разные часовые пояса ее никак не ограничивают – в Токио, Москве и Нью-Йорке люди могут в одно и то же время договориться о встрече в два часа или сделать два глотка кока-колы...

Хорошо, а можно ли использовать цифру два в герметичной, пуленепробиваемой, взрывонепроницаемой бетонной комнате, или даже бункере? Да, похоже, можно и там. А если сделать стены толщиной в километр? Похоже, для цифры два все эти преграды не имеют значения. И даже внутри горы или в центре земного шара – все равно. А расплавить ее можно? Ядерный взрыв? Запихать буром в самое сердце планеты, расплавить там сначала, а потом еще и взорвать на мелкие кусочки! И что? К примеру, на Марсе в это время нельзя будет решать примеры? Хотя нет, кажется, можно...

Что же получается? Выходит, цифра два нематериальна? Причем абсолютно нематериальна. Над ней никоим образом не властно ни пространство, ни материя, ни время. То есть цифра – это чистое понятие, и мы по необходимости пользуемся лишь его числовым, в некотором смысле «овеществленным» выражением. Строим дома, мосты, компьютеры, космические корабли, но при этом оперируем внутренней сутью этого понятия, а, следовательно, и понимаем именно ее. Где же наша любимая логика? Ведь строго следуя логике, если человеческий мозг исключительно материален, то такое невозможно. Воспринять написанную на доске цифру можно только глазными рецепторами – а ее нематериальный внутренний смысл, получается, можно понять только... Стоп, мы же в воскресенье были в цирке, там пудель по кличке Дружок два раза гавкнул, когда клоун Вася положил перед ним два банана. Хотя... Я же недавно читал про инстинкты, скорее всего, Дружок просто боялся, что Вася наступит ему на хвост в случае ошибки и тем самым причинит боль. То есть это просто инстинкт самосохранения подсказывает собаке, сколько раз нужно гавкать в каждом конкретном случае. А что бананов на самом деле два, она при этом, конечно, не понимает. Интересно, что тогда в цирке, радостно хлопая вместе со всеми Дружку, я не подумал об этом. А хлопать, похоже, надо было клоуну Васе, а если точнее – академику Павлову. Так что же получается, если подобное воспринимается подобным – то наше сознание тоже не материально? Безвременно и безгранично? Строго следуя логике, выходит именно так. Именно наше нематериальное по своей природе сознание и позволят понять обратную строну любого числа. Схожая природа постигает суть схожей природы...

Значит, Алина Николаевна не убивает цифру два, стирая ее с доски. Не убивает, точно. Это невозможно. Но ведь это означает, что и мы не умираем. Если в нас есть нечто, познавшее внутренний смысл, то и оно не должно умереть. Выходит, «стирается», как и в случае с цифрами, лишь его выражение, в нашем конкретном случае – тело... Значит, смерти не существует?!»

– Колесников! Миша! Третий раз тебя спрашиваю! – от глубоких мыслей его внезапно пробуждает резкий голос учительницы. – Тебе все понятно?

– Да, Алина Николаевна, – четко и радостно произносит Миша, в озарении поднимаясь с места. – Все понятно, Алина Николаевна. Смерти нет. Люди не умирают.

И, заметив выражение крайнего недоумения на лице учительницы, Колесников доброжелательно добавляет:

– Вы не убийца. Цифры тоже не умирают...