Благодать

«Какой красивый монастырь», – очнулся вдруг Сергей после долгого раздумья, с удивлением оглядываясь по сторонам.

Вообще, Сергей любил подолгу гулять по Москве пешком. При этом он настолько глубоко погружался в свои мысли, что порою находил себя в самых неожиданных местах, не понимая, как там очутился. Вот и сейчас, вынырнув в районе полудня из московской подземки на Кропоткинской, он намеревался часок-другой прогуляться вверх по бульварам. Но, по своему обыкновению, буквально с первых же ступенек, ведущих на мостовую, погрузился в глубокие размышления. На этот раз – о природе и качестве человеческой веры…

Опомнился Сергей лишь з д е с ь, неожиданно столкнувшись на узкой песчаной дорожке с невысокой хрупкой девушкой, одетой в темно-зеленое пальто, с веточкой распускающейся вербы в руках. Посмотрев довольно строго на Сергея из-под больших и старомодных очков, девушка вежливо посторонилась. Она осуждающе покачала головой, но затем, увидев его растерянное лицо, невольно улыбнулась и быстро зашагала в направлении белеющей неподалеку арки.  

Сергей огляделся вокруг. Прямо напротив него возвышалась старая монастырская башня. Окончательно придя в себя, он постоял еще какое-то время в нерешительности. Потом окинул взглядом весь комплекс строений, посмотрел, закинув назад голову, на золотой колокольный купол, сияющий на голубом небе, и улыбнувшись, подумал: «Какой красивый монастырь…»

– Извините, – обратился он к проходившему мимо мужчине в короткой светлой куртке. – Вы не подскажете название этого места?

– Новодевичий. Новодевичий монастырь, – недоверчиво глядя на Сергея, дважды ответил мужчина после недолгой, но ощутимой заминки.

– Новодевичий, – задумчиво повторил вслед за ним Сергей, словно вторично пробуждаясь из забытья, и тут же произнес еще раз по инерции: – Новодевичий… Спасибо! Спасибо! – сообразил он, наконец, поблагодарить уставившегося на него в изумлении случайного прохожего.

– Спасибо, – после образовавшейся неловкой паузы зачем-то снова сказал Сергей, и, резко развернувшись, не задумываясь о выбранном направлении, быстрым шагом пошел вдоль высокой белой стены. «Новодевичий, Новодевичий», – продолжал он машинально твердить про себя, обходя полукругом внутренние хозяйственные постройки. Вскоре он очутился у крыльца с каменными, потертыми временем ступенями, ведущими прямо к входу в главный монастырский храм. «Новодевичий», – как в наваждении, шептал он, покупая свечку, и неуверенно переступив порог, вошел через широкие деревянные двери внутрь светлого церковного зала с высокими сводчатыми потолками.

Постояв несколько секунд в нерешительности в полупустом в этот час помещении, Сергей внезапно почувствовал мощный импульс – поставить свечу, сжимаемую до этого бесцельно в руке, Деве Марии. Сергей не знал, почему он вспомнил именно о Пресвятой Деве.  В тот момент это было не столь важно. Неожиданно по его телу разлилось тепло, а следом затем, невесть откуда нахлынули чувства благодарности и желание увидеть её лик.

Окинув взглядом белые оштукатуренные стены, Сергей почти сразу заметил справа большую икону, излучающую свой собственный, мягкий дополнительный свет, вдобавок к пробивающимся к ней сквозь окна ярким солнечным лучам. Его ноги будто сами собой двинулись навстречу иконе. Подойдя почти вплотную, Сергей благоговейно замер: прямо на него смотрела Дева Мария, ее взгляд был полон любви, чуткости, покорности и сострадания. Сергей задумался о том, что уже две тысячи лет она именно так смотрит на каждого из людей, никого не выделяя, независимо от расы, цвета кожи, достатка, образования, национальности или социального положения. Перед ним калейдоскопом замелькали десятки, тысячи, миллионы силуэтов, образов, лиц и фигур, веками молящих Богородицу о помощи, просящих о здоровье, исцелении от недугов, благополучии, спасении, защите от врагов и несчастий… И за всеми этими бесчисленными и нескончаемыми просьбами он видел ее одухотворенное лицо – спокойное, полное величия и достоинства. Ее кроткий, исполненный милосердия взгляд, с сочувствием и готовностью отвечающий на бесконечные людские мольбы…  Внезапно его сердце вспыхнуло в порыве нежной любви к Марии. Из глаз потекли слезы. И Сергей вновь ощутил тот же мощный и страстный посыл поставить свечу Богородице, чтобы посредством этого маленького символического действия выразить Святой Деве свои почитание и благодарность.

Как можно бережней он поднес фитилек свечи к горящему в лампаде огню и с трепетом её зажег. Разогрев немного воск с нижней стороны, и, с полным сосредоточением отдаваясь таинству момента, Сергей поставил тоненькую свечку, разгоревшуюся ровным, высоким пламенем любви, в ближайшее от него свободное латунное гнездышко.

– Дева Мария, – начал он благоговейным шепотом молитву, льющуюся из самой глубины сердца. – Дева Мария, смилуйся в своем милосердии надо мной, прими недостойную Тебя молитву, прими мое грешное обращение к Тебе, мольбу мою о …

– Нельзя! – внезапно нарушил тишину храма резкий пугающий окрик. – Нельзя! – самым бесцеремонным образом разрушая таинство единения с Пресвятой Девой, снова повторил тот же надтреснутый голос.  В подтверждение сказанного откуда-то сзади, из-под правого локтя Сергея, выскочила длинная стальная палочка с круглым колпачком на конце и безжалостно накрыла им свечу. Не успев на прощание даже дернуться, огонек безропотно потух.

Не в силах поверить в реальность происходящего, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от лика Девы Марии, Сергей вынул из гнездышка только что дохнувшую на него слабым посмертным дымком свечку, зажег обмякший фитиль от лампадки и поставил свечу обратно.

– Нельзя! – тут же резанул слух дребезжащий голос. Стальная палочка, уподобившись в глазах Сергея смертельному мифическому жалу, снова стремительно выдвинулась вперед и в мгновение ока снова прикончила священный сейчас для Сергея огонек.

Кажется вполне естественным, что Сергей, подчиняясь в данный момент только правящему его разумом инстинкту, в третий раз зажег свечу и в третий же раз поставил её дрожащей рукой в залитое воском латунное основание. Можно представить, что он при этом чувствовал, учитывая склонность его натуры к глубоким внутренним переживаниям, можно даже сказать, к экзальтации… Но, напрочь лишенное всяких сантиментов и оттого полностью безжалостное, «жало – убийца» и в третий раз, все так же быстро и равнодушно расправилось с символическим огоньком. Следом за этим прозвучало неизменное: «Нельзя!» с отчетливо слышимыми в интонации победными и даже торжествующими нотками.

Вздрогнув, Сергей обернулся. Справа от него стояла маленькая щуплая старушка в платке. Видимо, из тех, что обычно прислуживают в церкви. Ее белесые глаза смотрели на Сергея с осуждением. Плотно сомкнутые губы выражали решимость, а зажатая в цепких пальцах и выдвинутая в боевой готовности немного вперед «шпага» наглядно свидетельствовала о готовности, в случае дальнейшей необходимости, сражаться за правое дело до конца.

– Почему нельзя? – неуверенно и робко поинтересовался Сергей, поднося, будто в гипнозе, свечку к лампаде и медленно, как в затянувшемся кошмарном сне, возвращая ее, снова горящую, на место.

– Не положено! – тут же уверенно ответствовала старушка. – Время для этого кончилось. Позже можно будет – И, видимо, всё же ощутив в своём сердце укол сострадания, примирительно добавила:

– Вечером приходите.

И для пущей убедительности своих слов и как бы ставя этим в разговоре последнюю точку, она резко, не по-старчески резанула воздух над подсвечником сталью. Как показалось Сергею, сверкнувшей в её руке на мгновение зловещим оружейным блеском. За прошедшие несколько минут Сергей четвертый раз подряд с ужасом уловил еле различимое шипение потухшего фитилька.

– Но мне сейчас нужно, – по сути будучи уже сломленным, пытался он защититься из последних сил, уже отчетливо осознавая всю тщетность этих бессмысленных попыток. – Мне необходимо поговорить с Девой Марией. Понимаете, прямо сейчас… – слабо доносились до его сознания звуки собственного голоса. Лишь машинально продолжающего произносить слова, смысл которых при этом явно не доходил до старушки.

– Поговорить можно, а свечу нельзя, – твердо отрезала служительница местного порядка и во избежание дальнейших препираний ловким движением свободной руки сняла свечу с подставки. И тут же, развернувшись по-военному на месте, засеменила в своих бесшумных тапочках в сторону широко распахнутых дверей.

Постояв несколько минут в оцепенении, опустив плечи и будто ища этим защиты у высших сил, Сергей снова повернулся лицом к иконе. Пресвятая Дева по-прежнему, с неизменной покорностью и смирением смотрела на него со стены. В какой-то момент ему показалось, что на ее губах промелькнула легкая улыбка. Но, как прежде полностью сосредоточиться на внутреннем разговоре у Сергея не получалось. По имеющейся у него привычке обращаться в поисках объяснения происходящего внутрь самого себя, он заметил, что всем своим существом протестует. Протестует против действий старушки, которая так внезапно и категорично нарушила его душевный порыв и бесцеремонно вторглась в самое сокровенное. В искренний душевный разговор.

     «Как она могла? Бессердечная. Свечку не дала поставить. Задушевный разговор прервала! Кому я мешал? Неужели нельзя было оставить меня в покое, дать мне всего одну минутку и только потом затушить мою свечу?  Что же получается, следование этому ритуальному порядку, который даже не принимает во внимание чувства живого человека, и есть служение чему-то высшему? А что же тогда вообще есть человечность и Человеческое?!»

Все последующие десять минут, застыв без движения напротив иконы, сияющей богатым окладом в лучах заходящего солнца, Сергей самозабвенно упивался своей обидой. Это всецело поглотило его мысли. Под конец он настолько разошелся, что мы, сохраняя приличия печатного слова, не решимся передать читателю целиком его возмущение. Главное – ведь совсем другое. Мы с вами наблюдаем за Сергеем со стороны и хорошо помним, где он сейчас находится. Да и про чудеса и животворящую силу Пресвятой Девы никогда не забывали…  В общем, в какой-то момент она вновь будто улыбнулась. Кротко, свято, всепрощающе. Как бы снова призывая внимание Сергея к себе. И в тот же момент Сергей вспомнил, где он находится. Внезапно, страстно, всепоглощающе.

Как отличить в такие минуты голос, идущий извне, от голоса внутреннего? Да и стоит ли это делать? Или достаточно охватывающего все существо внутреннего переживания и откровения? Волнующего, действенного и мощного, проникающего глубоко в наше истинное «Я»… Или, наоборот, идущего из самой глубины души? Ведь порой воздействие и последствия этих коротких минут длятся всю жизнь, зачастую коренным образом меняя мышление и, как следствие, поведение человека. А иногда и мгновенно влияя на мироощущение и восприятие, буквально тут же заставляя совершенно по-новому взглянуть на многие вещи. Похоже, что в свете возможных последствий и изменений не так уж и важна сама природа так сильно изменяющих нас откровений, скорее важно само их наличие. Важно само животворящее чудо, происходящее в определенный момент нашей жизни. ЧУДО, меняющее человека.

Вот и сейчас, замерев от охватившего его трепета и волнения, Сергей стоял и покорно внимал голосу, поразившему изнутри его слух. «Важна не свечка, не сам ритуал, – доносились до его возбужденного, всклокоченного разума мощные проникновенные слова. – Важно, что ты в него вкладываешь, что ты держишь в этот момент в своем сердце. А если бы у тебя не было с собой денег, чтобы купить свечу? А если бы церковь оказалась закрыта? А если бы ты направил свое внимание к Богу по дороге сюда, на шумной улице или в метро? Неужели ты думаешь, что только зажженный огонек заставляет великих святых обратить внимание и откликнуться на призыв человека? Неужели ты думаешь, что сохраняя в своем сердце злобу и раздражение, можно искупить это горящим воском? Ведь важно твое сердце и живущие в нем доброта, покорность, смирение, отзывчивость, щедрость, уступчивость и сострадание. Важна твоя готовность служить и быть приятным другим людям, умение прощать, милосердие, искренность, любовь. Вот что может подготовить тебя к задушевной беседе и дает право на отклик. Важна не свечка, не сам ритуал, а доброта и открытое сердце человека, его истинное намерение…»

Еще долго Сергей стоял неподвижно в полной тишине начинающей темнеть церкви. Совсем уже не слушая и не разбирая своих мыслей, он полностью отдался охватившему его теплому и всепоглощающему чувству. Чувству, идущему из самой его глубины и связанному с ощущением чьего-то невидимого присутствия.

С надеждой на непременную и долгожданную встречу с НИМ после смерти.